Пусть станут памятником самоотверженному труду в годы Великой Отечественной войны героям тыла колхоза «Герой» деревни Урман-асты эти мои записи.

Автор. 

Мы живем в райцентре. Родственники, друзья, знакомые, приезжающие в Дюртюли, даже из соседних районов, останавливаются у нас. Дом большой, душа распахнута каждому – любому находим место. И двор широкий, будто огорожен специально для гужевого транспорта.
Когда началась Великая Отечественная война, путников стало заметно больше. Поговорив с отцом, договорились принимать в любое время каждого, кто приедет из колхоза «Герой». 
В те годы председателями колхоза поработали Нуриев агай и Шамратов агай. Их заместителем был Аюп бабай Харрасов, счетоводом – Ханиф агай, секретарем парторганизации - Маува апа Шайбакова. Еще помню, что председателем сельсовета был Хафиз агай Арсланов, секретарем – Сажида апа Арсланова, бухгалтером – Суюмбика апа Авхадиева.  
Идет война. Судьба страны висит на волоске. Белый пароход по реке Белой увозит парней и мужчин на фронт. На берегу провожающие: жены, матери, дети, возлюбленные. Плачут. Суматоха. 
Женщины работают на элеваторе. И наша мама там. Отец тоже на работе. Обслуживать путников чаще приходится мне – девочке,  окончившей только что 4 класса. Ухаживаю и за братишкой, который моложе меня на 10 лет. Более того, получаем с фронта загрязненную и окровавленную одежду воинов. Раздают по домам. Мы должны их вычистить, выстирать, заштопать и сдать. Замачиваем в щелочной воде. На берегу Белой вычищаем песком.  
Был такой неприятный случай. Пришел путник из села Верхнеманчарово Илишевского района. Шел пешком, в то время ноги – самый надежный транспорт. «Доченька, очень хочу пить, поставь, пожалуйста, самовар!» - обратился он ко мне. На плите – всегда кипяток. В топке самовара – еловые и сосновые шишки. Надо только разжечь. Смотрю, нет братишки. Сказав дяденьке, что надо заполнить самовар водой, побежала его искать. Нашла. Ни ходить, ни говорить еще толком не умеет, зато увязался за старшими, идущими на реку купаться. Возвращаемся домой, а там – запах, дым, пар. Дяденька самовар разжег, а водой не заполнил. Самовар расплавился. Я заплакала. «Не плачь, доченька, починим!», - сказал путник. И помог отремонтировать. 
Работа на полях - на плечах стариков, женщин, подростков-школьников, голодных, злых и упрямых быков. 
Фронту нужен хлеб. Урожай надо собрать без потерь. Каждый килограмм зерен - снаряд на врага. План по сдаче хлебов должен быть выполнен беспрекословно. Обозы идут на элеватор денно и нощно. Помню, как сдавали хлеба Шайхулла бабай с сыном, Нафига апа, брат с сестрой Каусар абый и Амина апа, Надия апа, подростки Нуриахмат, Мухаррям и другие. Были Фаузи агай и Мисбах агай Сафаров. Многие имена уже позабылись. Предает память. Ведь мне уже 86 лет. 
Колхоз отправлял людей в далекие края на лесоповал, торфоразработки, ФЗО. 
Врезалось в память и такое событие. Осенью колхозы весь урожай сдают государству. На весенний сев ничего не остается. Семена необходимо забрать с элеватора. Транспорт – салазки, которые тащат женщины, подростки, старики. Если нет салазок или санок, то надо нести на своих плечах. 
Однажды, получив семена, пришли к нам отдохнуть. Вся обувь в вязкой грязи. Колхоз выделил им в небольшом объеме муки. Так мало, что каждая порция уместилась бы в спичечный коробок. Сварили суп с клецками. Каждому – по одному ковшику супа. У кого-то есть катык, у кого-то молоко, лепешки из мерзлой картошки, вареная картошка. После супа – чай. На столе пыхтят два десятилитровых самовара. Листья для чая сушим с лета. В огромном мешке приносим из лесу травы кипрея, то есть иван-чая, листья вишни, смородины, ягод. Это довольно густой напиток, он вкусен и полезен. Считаю, что качественнее морковного и тыквенного чая.       
В магазинах нет ни спичек, ни соли. За «огнем» ходят друг к другу с совком. Мои родители, пережившие голод 1921 года, умеют хранить огонь. Для того, чтобы не ходить по соседям, горящий уголь оставляли под толстым слоем пепла, так он не потухает до утра.
Дом и баню постоянно держали в тепле. Поблизости баня была только у нас. Соседи мылись в ней поочередно. Для того, чтобы возить из леса дрова и хворост, имели свой транспорт – лодку.  
На улице весна. На санях не проедешь, пересаживаться на телегу еще рано. Путникам предстоит дальняя дорога – 30 километров. Некоторые предлагают тронуться сейчас же, потому что надо перейти реку, лед может подняться. Другие говорят, что на ночь глядя в дорогу не выходят. Могут встретиться хищники, тем более необходимо высушить обувь. Кто-то расположился в доме, а кто-то в бане. Ушли ни свет ни заря. Ноша тяжелая, надо ее как-нибудь донести до родного селения. У многих на ногах – старые изношенные лапти. 
Как они дойдут до дома полуголодные?
До войны желудок сельчанина был в величину с жернов. Ведь он перемалывал большой пышный и ароматный каравай, целый погреб картофеля, килограммы мяса крупного и мелкого рогатого скота, птицы. Теперь 32 зуба, стоящие в два ряда, скучают без дела. Нечему застревать между ними. 
Наши путники вернулись живыми-здоровыми, семена сдали без потерь. 
В те годы законы были очень строгие. Если застанут тебя на поле с зерном из двух-трех колосьев в руке, то тюрьма обеспечена. Теперь кушаем пышные караваи и то недовольны. 
Много голодных попрошаек – один уходит, через дверь, открытую им, заходит другой. Немало было погибших от септической ангины, употребив зерна из колосьев, перезимовавших под снегом. 
Победу выковали участники войны, погибшие солдаты на полях сражений, старики, женщины, дети в тылу. Их становится все меньше. Среди нас  теперь их не так уж много. Они достойны внимания. Душа – в копоти войны, ее раны – на теле, запах – в крови остался. Пусть больше не будет войн! 

Расуля Галяветдинова, учитель-ветеран.